Свое время - Страница 96

— Куда теперь?

— Не знаю… Куда теперь?

— А вы уже были в дом-беседе?

Спрашивает малиновая девушка-ежик, и мы синхронно оборачиваемся к ней — с одинаковым жадным любопытством. Некстати вспоминаю, что когда-то — удивительно быстро привыкла к новым словам — я возмущалась любым поползновениям на мою частную коммуникацию со стороны кого-то третьего, даже самым невинным советам или предложениям, если специально не запрашивала их сама. Но сейчас я искренне рада, что она с нами говорит, что хочет нам помочь. Игар тоже рад, я вижу. Широкая, с готовностью, улыбка:

— Где?

— В дом-беседе. Туда многие ходят по вечерам.

— Для чего?

— Поговорить.

Игар воспросительно смотрит на меня, и я киваю: да, конечно же, это именно то, что нам нужно — поговорить, позадавать вопросы, хотя последнее и необязательно. Влиться в Мир-коммуну, понять его, стать своими возможно только так — через личный вербальный контакт, иначе говоря беседу, разговор, общение. Мы с Игаром обмениваемся емкими, словно заполненные до килобайта носители, обоюдно понимающими взглядами.

— Где это?

Она рассказывает.

Но мы все-таки находим нужное место не сразу, заблудившись, сбившись с дороги. Игар даже начинает волноваться, смешной, — а для меня это само по себе приключение, яркое, пьянящее! Удивительно, что можно вот так идти, просто идти ногами по дороге среди вздымающихся стен с окнами и дверьми! — и все время поворачивать, и забрести неизвестно куда, и чтобы впереди лежала россыпь вариантов, куда повернуть еще… Смеюсь, вспоминая квесты Всеобщего пространства, жалкую имитацию, игру в поддавки с навигатором, встроенным в капсулу. Я готова сколько угодно блуждать вот так; но Игар нервничает, а навстречу идут какие-то люди, незнакомые, дружелюбные, родные, они могут знать.

Подбегаю вприпрыжку:

— Вы не скажете, как пройти в дом-беседу?

Трое парней смеются, как будто я спросила невесть о чем. Пьянея от собственной смелости, от азарта поиска, от Мира-коммуны! — я хохочу вместе с ними, и пропускаю ответ, вернее, встречный вопрос, ловлю его на излете, отзвуком последней фразы:

— …трах?

Повторяю, кивнув:

— В дом-беседу!

И вдруг они пропадают, внезапно перестают быть напротив, совсем рядом, сближаясь треугольным кольцом, смеяться, тянуть руки; просто исчезают — и все. Кажется, я успеваю заметить одного из них, далеко, скрывающегося за углом, почему-то полусогнутого, переломленного в поясе, или показалось?.. И вроде бы мелькает какая-то серая тень, мимолетная, молниеносная…

— Ирма?

Оборачиваюсь к Игару:

— Я хотела спросить… а они…

— Очень удивились, наверное, — он указывает, смеясь, куда-то поверх моей головы. — Вот.

Над высокой дверью, точно такой же, как и множество остальных, встреченных на нашем пути — ряд непонятных символов, я ни за что не догадалась бы по ним, но Игар же программер, он всю жизнь имеет дело с пиктограммами и кодами. Да, наверное, пришли. Становится чуточку жаль, я поблуждала бы еще, поискала, порасспрашивала бы прохожих.

Входим внутрь. Дом-беседа впускает нас прохладным движением воздуха, похожим на чье-то легкое, очень-очень быстрое прикосновение.

Они оборачиваются нам навстречу, некоторые, не все. Они сидят в кружок на полу, близко-близко, кто-то обнимая друг друга за плечи, кто-то держась за руки, и эта зримая общность — самое прекрасное, что я успела здесь увидеть. Смотрю на Игара: он понимает? Не знаю. Смотрит увлеченно, с азартным интересом. Слушает.

Они говорят. Говорят все сразу, и в первый миг мне кажется, что невозможно разобрать ничьих отдельных слов — только общий поток, неровный, вибрирующий, словно магическая музыка. Вслушиваюсь, не могу, и понимаю почему: я — отдельна от них, посторонняя, пытаюсь приникнуть извне, в то время как надо… Синхронно с моим пониманием Игар тянет меня за руку вниз, и мы садимся. К ним, в круг.

Чья-то рука на плече. Теплая, живая, близкая, не Игарова. Его пальцы — чуть напряженные, нервные, побарабанивающие по моей коже не в такт — с другой стороны. Их почему-то хочется стряхнуть, как насекомых, вроде черных мушек, что завелись однажды на моих цветах… Передергиваю плечом, и он правда убирает руку: что ты, не надо! Поворачиваю голову и вижу: Игар вообще не смотрит на меня.

— Не знаю, — говорит он не мне. — Меня как-то не вставляет, если честно.

— Ты просто не видел, как оно бывает! — горячо отвечает ему веснушчатый парень, сидящий рядом. — У одной моей бывшей торчало во всех четырех…

— Как вы относитесь к философии Крамера?

Вздрагиваю, разворачиваюсь. На меня пытливо смотрит юноша в круглых очках, с чистым, почти девичьим лицом; хотя кто знает, может быть, и девушка…

— Если честно, я только в пупке видал, — признается за спиной голос Игара. — У нескольких телок. Слушай, но ведь если там — это же, наверное, пораниться можно?..

— Что?

Не знаю, кого я спрашиваю. И о чем. Голос Игарова собеседника уплывает, растворяется в общем ритме, а я остаюсь один на один со своим, или своей, неважно. Важно, до внутренней дрожи, другое: мы на единой коммуникативной волне, и не на сенсорной панели, а в реале, без необходимости синхронизироваться, словно в общем иллюзорном хроносе, он дает ощущение единства, но не ограничивает ничьей свободы… Мне задали вопрос, и это важно тоже. Что?..

— По-моему, философия Крамера двинула человеческую мысль сразу на несколько столетий вперед, — слышу не то ответ, не то более расширенную версию вопроса. — Он опередил свое время, понимаете? Прыгнул сразу через несколько поколений, и те из наших предков, кто пошел за ним, на самом деле…