Впрочем, это было отнюдь не главное, что его интересовало. Андрей не без опаски взошел по ступенькам и аккуратно подтолкнул вращающуюся дверь, ту самую, которую мощным жестом проворачивал на двоих Полтороцкий. Эта дверь едва угадывалась в сплошной стене, и пройти сквозь нее было то же самое, что проникнуть на железнодорожную платформу в любимой Филовой, а теперь и Марииной книжке, супербестселлере всех времен и народов, никогда тебе не достичь подобного успеха, сколько ни тщись и ни завидуй. Усмехнувшись, Андрей слегка отклонился назад — и бросился в стену с разбега, ударив в движении по створке.
Показалось, будто его измолотили в сельскохозяйственной машине или устроили армейскую «темную». Шипя от боли — к счастью, стремительно уходящей — Андрей остановился посреди отельного холла. Что это было — древние стены снесенных построек?.. но если так, я бы вообще сюда не попал. Возможно, дело в том, что адская машина вращающейся двери в принципе не имеет строгого места в пространстве — если вычесть время.
В холле тоже толпились люди, в этой толпе, кроме ее густоты, почти не было ничего странного: люди как люди, статусные командировочные, вип-гости, туристы. Проходить сквозь них Андрей не решался, пробираться не получалось — слишком плотно они клубились, преграждая не то что путь, а даже и обзор на ресепшн. Впрочем, штурмовать стойку было необязательно, у него имелась при себе магнитная карточка-ключ; сработает ли она в безвременье?.. Андрей попытался заговорить, ни с кем конкретно, просто вежливая фраза, пущенная, будто пробный мяч, в пространство — во время? — но никто ему не ответил, не обернулся на голос, никак не отреагировал. Ни один.
Куда теперь?.. Лестница, лифт? Что безопаснее, что меньше зависит от времени?
Конечно, он выбрал лестницу.
Бесконечные пролеты ложились под ноги ровно, без неожиданностей — достаточно было уловить ритм, встроиться и не смотреть вниз. Людей здесь, по сравнению с холлом, почти не было, так, редкие встречные, выловленные из всего спектра времени, эта лестница и не предназначалась для людей, дань требованиям безопасности, не больше. Здесь даже не были обозначены этажи, и Андрей не сразу спохватился, что не помешало бы их считать. Начал с приблизительной цифры, шестой-седьмой, а может быть и пятый, а у меня двадцать третий, не такая уж страшная погрешность. Когда поднимусь, будет видно по номерам номеров, то есть, конечно, комнат, смешная тавтология, да.
Отвлекся — и вдруг опять врезался в толпу.
Толпа началась на уровне десятого этажа, она роилась, толкалась, отчаянно стремилась — и не попадала — вниз. Андрей притормозил было, понимая, что это не имеет смысла, встречные люди в любом случае пребывали в своем времени, не замечая его движения против общего вектора. Идти сквозь них оказалось нетрудно, особенно если прищуриться, нарочно смазывая фокус. Но если навести, если присмотреться… Я писатель, я присматриваюсь ко всему, не упуская ни одной возможности наблюдения, особенно с гарантией остаться незамеченным.
Эта внезапная толпа не походила на ту, что заполоняла город и даже холл внизу. Не было броуновской хаотичности — была одна общая цель. И, кажется (Андрей невольно прислонился к стене, будто бы пропуская бегущих, хотя это не имело ни малейшего смысла), многие из них пребывали в одном, общем времени. Они жестко работали локтями, отпихивали друг друга, кого-то сбили с ног, какая-то женщина беззвучно кричала, прижатая к перилам. Этим людям очень нужно было попасть вниз.
Здесь что-то когда-то случилось. Андрей напрягся, припоминая: он уже успел выслушать немало баек из истории отеля, у которого было в городе столько недоброжелателей, что любая безобразная пьянка в номерах, не говоря уже об экстраординарном случае вроде самоубийства (о самоубийстве — кто-то прыгнул с верхней обзорной площадки — ему рассказывали точно), мгновенно становилась то ли преданием, то ли уликой, подшитой к делу. И было что-то такое еще, с общей эвакуацией гостей… пожар?.. химическая угроза?..
Он старался рассуждать отвлеченно: удобно и вроде бы легко для человека, по определению пребывающего вовне. Он шел сквозь людей, охваченных диким, материальным ужасом, и постепенно их страх проникал, словно едкая щелочь, через прозрачную пленку времени — и разъедал пространство, и становился невыносимым. Скорее бы все это кончилось. Двадцатый, двадцать первый, двадцать второй этаж. Или уже двадцать третий? — надо заглянуть в коридор и проверить. Да, слава богу, двадцать третий.
В коридоре оказалось не то чтобы посвободнее, но здесь люди мельтешили хаотично, в разных направлениях, как он уже привык. Андрей, не останавливаясь, прошел к своему номеру, на ходу шаря в кармане в поисках карточки-ключа, почему-то казалось важным проделать опыт сразу, без паузы, с разгону, как он проходил сквозь вращающуюся дверь — словно только так и можно было обмануть безвременье. Карточка скользнула в щель легко и точно; ничего тут никогда, с момента постройки, не менялось и не передвигалось в пространстве. На замке вспыхнула зеленая лампочка. С веселым недоверием Андрей распахнул дверь.
*
В номере все оставалось по-прежнему; а он уже был готов к тому, чтобы встретить здесь всех — за всю недлинную, но все-таки историю отеля — бывших и, возможно, будущих его постояльцев, не говоря уже об их многочисленных пожитках и чемоданах. Нет, просто мой номер, убранный с утра, с профессионально застеленной конвертом кроватью, моим рюкзаком на полу, моей кружкой на тумбочке и моим нетбуком, стоящим рядом на подзарядке.