— Сережа? Ты болен, сердце?..
— Я здоров как бык! Откачали же, больного бы не откачали. «Тевье», кстати, восстановили, играем до сих пор… Но я теперь все знаю про время. Оно ведь совсем не то, что кажется. Я потому и в политику пошел, все еще спрашивали: неужели времени не жалко? А нечего его жалеть. Ему наша жалость до… Ладно, ладно, Веруська, гусары молчат. Время — с ним нетрудно на самом деле. Я и тебя научу.
— Зачем?
— Чтобы и ты могла, глупенькая. Для этого не обязательно умирать.
— Но я же с тобой. И уже всегда.
— Моя хорошая… смешная… Конечно же всегда…
Еще одно неточное, чуть-чуть, на волос, неправильное слово. Но других все равно не придумали в нашем несовершенном, заточенном под зыбкие временные категории языке.
Их вовсе не нужно, никаких слов.
Завершился международный литературный фестиваль, одно из самых громких и масштабных событий культурной жизни страны. В этом году в фестивале приняли участие поэты и прозаики из семнадцати стран, на разных площадках города прошло более трех сотен различных мероприятий. Совместно с фестивалем традиционно состоялась книжная ярмарка, участниками которой стали многие отечественные и зарубежные ведущие и малые издательства.
Вип-гость фестиваля Андрей Маркович, об исчезновении которого мы информировали вас в предыдущих выпусках, объявлен в международный розыск.
— Слушаю. Молния.
Приказы по мобиле всегда отдают очень коротко, ставят задачу самыми простыми и однозначными словами; но я напряжен до судорог в пальцах, до рези в паху и двойных контуров перед глазами. Не упустить, запомнить четко, ничего не исказив, не переиначив на старте: любая погрешность дальше пойдет нарастать, набирать обороты, заведет хрен знает куда, и тогда — всё. Не оправдать оказанного мне доверия я не имею права ни в коем случае.
Почему — именно мне? Только потому, что я оказался ближе всех, на краю гостевой зоны, остановился поржать с дерущихся девок? А если б не остановился, ликвидировал конфликт на опережение, то есть в точности исполнил свой долг и помчался дальше — они позвонили бы другому?
Мне хочется верить, что это не так. Они выбрали меня, потому что я лучший. Потому что меня продолжали отслеживать, простого ликвидатора, изначально предназначив для важной спецоперации. Потому что за меня поручился Гром.
Осталось четыре секунды, мои, ликвидаторские. Три. Две…
Разница оглушительна, я и не думал. По сравнению с коммунальным временем любое рабочее летит вперед, оставляя весь мир копошиться и ползать — но спецохранное время!.. Вскипает кровь, выстреливают залпом нервные импульсы, гормоны взрываются вспышкой эйфории; я знаю, что это всего лишь побочный эффект ускорения, я должен сохранять трезвость разума, держать себя в руках — но не могу. Лыблюсь, как идиот. Тянусь вверх, расправляю плечи, дышу быстро-быстро и неглубоко, как нас учили, чтобы насытить кислородом ускоряющийся организм, — и ловлю кайф. Если они сейчас видят меня, то, наверное, уже успели сто раз пожалеть о том, что дали спецзадание такому кретину.
Заново проговорить про себя. Значит, гость. Вип-гость, как они это называют. Его надо встретить и вести. Вроде бы обычная задача, вип-гостей всегда ведут ликвидаторы, да и за внестатусными гостями мы обязаны присматривать: один коммунальный наезд, не ликвидированный вовремя конфликт — и гость уже не захочет остаться, а это позор для Мира-коммуны и личная вина прикрепленного ликвидатора, смотри пункт восемнадцать дробь шесть.
Если честно, я не понимаю, почему они остаются. Что же такое должно быть у них там, на задворках, какая жуть, тоска и безнадега, чтобы захотеть остаться… не в мире-коммуне, конечно же, нет! Само собой, все задворки стремятся сюда, вот только не каждому выпадает счастье стать гостем, даже внестатусным. Я вообще не говорю про «здесь», не думаю сейчас о пространстве. Только о времени.
Они же остаются — в коммунальном. Никакого другого никто им не предлагает и не предложит никогда. В этом смысле гости мало чем отличаются от коммуналов, уверенных, что время по существу едино для всех. Ни один вип-гость ни разу не заподозрил, что его ведет ликвидатор. Что мы вообще существуем: ликвидаторы и спецохранцы, строители и штамповщики, столовые и больничные девки, инфохранцы и даже садовые бабы — рабочий класс. Мышцы и кровь Мира-коммуны. Мы, у которых есть самое главное: наше рабочее время.
Вип-гость. Сверхстатусный вип — раз к нему не приставляют обычного ликвидатора; усилием воли сдираю с лица наползающую улыбку. Но и не спецохранца, а меня, ликвидатора, которому предписано ради выполнения этой задачи перейти в режим спецохранного времени. Значит, так надо, и я выполню все, что от меня требуется.
Я проведу его, этого чертова випа, сквозь Мир-коммуну так, что он влюбится в нее с первого же взгляда, втрескается, словно в многоразовую девку, и уже никогда не вспомнит о своих вонючих задворках. Я разбросаю по сторонам, расплющу об стены и накрою радиусом ликвида всех драчливых недоростков на его пути, построю всех столовых девок в округе, чтоб они накрывали ему поляну, забросаю его шмотьем, подсуну в дом-трах лучших коммунальных шлюх. А если будет нужно, лично раскатаю его тонким слоем по мостовой. И если прикажут — лягу трупом сам.
Ради одного.
Чтобы мне вернули его навсегда — мое спецохранное время.
Я лечу. Слипаются в общую массу улицы и повороты, дом-столы и дом-сны, птицы, насекомые и коммуналы. Они больше не смешны — они статичны, как здания и камни, как неживая природа; чтобы уловить что-то похожее на движение, я должен остановиться, вглядеться, заняться только этим, а у меня нет времени. Пока он, будущий вип, еще только раскачивается на своих задворках, размышляет и колеблется, называя, наверное, Мир-коммуну «плебс-кварталом», я успею всё.