Свое время - Страница 56


К оглавлению

56

— …Пили по-черному, да, весь театр. Такое время было. Понимаешь, тогда казалось, что вот это беспросветное болото, оно навсегда. На самом-то деле, наоборот, еще чуть-чуть — и все обрушилось, и неизвестно, что лучше. Но именно в те годы великие артисты спивались один за другим, безвыходно, беспощадно. Меня что спасло? Могучий молодой организм, ага. Запасище здоровья о-го-го какой! Ну и вовремя сумел остановиться. Я же пробовался в одну картину с Олежкой, когда он… Вот тогда и сказал себе: стоп. Теперь не пью, уже лет тридцать как.

— Совсем-совсем?

— Нет, ну если в хорошей компании, под разговор… А у вас, у поэтов, разве не так? А, Верусь?

— У нас, у поэтов… наверное, так. Но я никогда не понимала. Стихи, они же требуют абсолютной ясности сознания, такой, знаешь, звенящей прозрачности, как воздух на рассвете в лесу. Иначе невозможно… Хотя не знаю, может, у кого-то оно по-другому совсем. У мужчин…

— Не по-другому. Но как раз это и страшно. Вот та самая прозрачность, о которой ты говоришь… Давай вина закажем в номер?

— Японского? Сакэ?

— Сакэ — гадость, а не вино. Хотя вообще идея, суши закажем тоже. Ты не проголодалась? А мне бы неплохо, для подкрепления, гм, мужских сил…

Он стоял в узкой прихожей у телефона, не прикрывшись даже полотенцем или простыней: в его возрасте редкий мужчина может похвастаться такой фигурой, без дряблости, почти без лишнего жира — просто большой, монументальный, рубленых прямоугольных очертаний… и при этом трогательно-беззащитный, каким по определению делается немолодой человек без одежды. Мужчина. Женщина — та просто становится оплывшей, старой и смешной. Женщина вообще в тысячу раз уязвимее перед временем и возрастом. Но об этом лучше не думать, тем более что вот она, простыня с иероглифом…

— …Морепродукты и рис. Самая здоровая пища. Суши — они у нас только теперь появились, наши девочки готовят сами, но я так и не пробовала ни разу. А вот плов с морепродуктами делаю давно, это мое фирменное блюдо. Очень вкусно. Тут самое главное — не передержать, особенно если осьминоги, кальмары: чуть-чуть дольше на огне, и уже резина, невозможно есть. Поэтому я рис отвариваю отдельно, лучше на грибном бульоне, а морепродукты припускаю на сковородке с овощами и пряностями, масло лучше брать оливковое, хотя простое рафинированное тоже пойдет. И чуть-чуть лимонной кислоты, или цедру настоящего лимона потереть на мелкой терке. А потом смешать с рисом — и в разогретую духовку, буквально на пять минут…

— Так, я не понял, где наши суши? А то коварная женщина Веруська решила свести меня в могилу своими смелыми фантазиями… Попробуй только не приготовить, когда я к тебе в гости приду.

— Сережа…

— Ну хоть что-то я могу тебе обещать?

— Нет.

— Почему? Ты мне настолько не веришь?

— Верю.

Потому что обещания — залог будущего времени. Будущее предполагает движение. А движение в нашем невероятном случае и в нашем безнадежном возрасте не может привести ни к чему хорошему. Пускай оно лучше стоит, наше время. Стоит неопределенно долго, ну вот, опять я угодила в словесные парадоксы, что-то тут глубоко не так, какая-то червоточина в основании и нарастающая по кругу погрешность; но ведь мы счастливы?..

— Лежи-лежи, я сам открою. Тут где-то халат был, не помнишь?

— В ванной, наверное.

— Догадливая женщина Веруська. Сейчас, сейчас! Уже, вот он я.

Где-то за горизонтом открылась дверь, что-то зашелестело и задвигалось, прогудел неразборчиво Сережин баритон, пискнул девичий голос: так странно, будто контакт с иной цивилизацией, с другим, внешним миром, живущим по своим, когда-то незыблемым физическим законам. Интересно, что у них там теперь: утро, вечер, ночь?.. То есть нет, совсем неинтересно. А если эта девочка, наверняка хорошенькая и юная, узнает Сережу, попросит у него автограф и вот так, постепенно, меленькими, ничего не значащими шажками, проникнет в наш отдельный мир, в наше, только наше время?!

Он вошел — один, прежний, в смешном, едва сошедшемся на груди махровом халате, толкая перед собой тележку с рубиновой бутылкой и сверкающим куполом, похожим на небольшую летающую тарелку:

— Вуаля!.. не знаю, как это будет по-японски.

— Ух ты! Красиво.

— Умеешь палочками есть?

— Не знаю…

— Не получится — зови на помощь.

Узкая плетеная посудина, похожая на корабль. И словно тюки с драгоценным грузом — разноцветные катушки из риса и красной рыбы, и чего-то зеленого разных оттенков, и кунжутных зерен, и полосатые спины креветок разбросаны тут и там, словно свернутые ковры, и розовые лепестки маринованного имбиря на квадратном блюдце… Никогда она даже не видела этих суши вживую, только на вывесках или в телерекламе, и еще как-то раз бросили флаер в почтовый ящик, но они с мамой так и не рискнули заказать, да и цены… Нет, правда, как это есть?

А Сережа, вооруженный двумя остроконечными палочками, будто экзотическим оружием, фехтовальными движениями выхватывал с подноса одну суши за другой и поглощал с молодым азартом, со зримым чувством здорового жадного насыщения. Подмигнул, пережевывая, подцепил громадную креветку на рисовом колобке и протянул Вере, словно в кузнечных щипцах; невольно отшатнулась, замотала головой и, поудобнее взявшись за палочки, попробовала сама. И получилось, только раскрошилось наполовину в чашечке с соевым соусом, утонувшие рисинки сплошь усеяли дно…

— …Конечно, она была очень красивая. Как ты… Вру, конечно, совсем другая, тут даже сравнить не получится толком, если б я и хотел. Вот ты еще под стол пешком ходила, но помнишь ведь, тогда прическа даже была такая модная — «Галя»?

56