— Но на ярмарке есть? Я куплю.
Виктор просиял: ничто так не осчастливливает малотиражных писателей второго-третьего ряда, как обещание купить их книги. Теперь придется, сделал мысленную зарубку Андрей, иначе все равно что обмануть ребенка.
— А вы тоже писатель? — вклинился хемингуэй. — Будем знакомы…
Пока они знакомились — у Виктора было маловато опыта в таких делах и явный перебор институтской деликатности — Андрей снова обвел зал бреющим взглядом. Сесть было реально негде, и это удивляло: Ольга организовала в своей жизни сотню-другую банкетов и никак не могла не заложить в смету поправку на шаровиков. Другое дело, их вал растет с каждым годом… Он уже чувствовал себя виноватым, что провел с собой тех девчонок.
— Андрюша, Витя, мальчики, ну что ж вы? Проходите, сейчас начинаем. Арночка, идем, дорогая.
Невесть откуда возникшая Ольга подхватила их со Стеценко под локоть и повлекла впереди себя, словно горный поток. На другом конце зала обнаружился невидимый, как тайный ход за картиной в старинном замке, дверной проем в соседнее помещение, более компактное, с банкетными столами буквой «п», узнаваемыми литературными лицами вокруг — и, действительно, некоторым количеством свободных мест. Андрей сел, здороваясь с окружающими короткими очередями, Виктор и примкнувший к нему хемингуэй хлопнулись напротив. Ольга усадила рядом с Андреем девчонку-пигалицу с огромными кольцами в ушах и тут же испарилась — раньше, чем он успел обернуться и поблагодарить.
— Ну что ж. Для начала, — у хемингуэя уже было налито. — Все мы здесь в некотором роде писатели. Предлагаю выпить за наш ежедневный…
— Дорогие друзья! — разнесся по обоим залам хрустальный голос Ольги.
— Тссс! — одернул самозванного хэма Виктор.
Тот заткнулся и употребил без тоста.
С противоположного отростка буквы «п» Андрею помахал Нечипорук; супер. С Нечипоруком они вели общий проект по представлению молодых писателей в Восточной Европе, там назрел разговор, и Андрей даже собирался позвонить ему завтра-послезавтра, чтобы специально пересечься. Замечательная вещь банкеты. Кстати: он дегустационно положил на тарелку по ложечке всех салатов, по блинчику с грибами и с чем-то еще, розетку с паштетом, по бутерброду с красной и белой рыбой… тааак. Тарталетки с икрой, все до единой, уже теснились на тарелке хэма, и тот пожирал их с такой скоростью, будто неподалеку стоял представитель гиннессовского комитета с секундомером. Понимающий Стеценко дотянулся до соседнего блюда и протянул Андрею. Он взял парочку, предложил соседке, но та не отреагировала вообще никак. Андрей только сейчас заметил, что у нее совершенно голая, выбритая голова с замысловатой татуировкой над ухом.
Ольгин голос плыл над головами ненавязчивым фоном; такой знакомый, привычный, он самим своим звучанием поворачивал время на год назад, и еще на год, и еще… Как всегда: благодарности городским властям, перечисление спонсоров, поименные спасибы гостям фестиваля — его имя прозвучало не то третьим, не то четвертым, а кто был раньше, Андрей, к сожалению, прослушал, — и затем до боли же знакомое о катастрофической культурной ситуации в стране, о том, что лишь совместными усилиями… Судя по тому, что катастрофическая ситуация стабильно держалась который год, усилия не пропадали даром.
— А сейчас приветственное слово фестивалю скажет почетный гость, народный артист и народный депутат, любимый наш Сергей Владимирович Полтороцкий!
— У всех есть? — обеспокоенно спросил хэм. — Девушка, вам налить?
Пигалица подняла бритую голову и сказала раздельно:
— Пошел на.
Зарокотал полтороцкий баритон. Привет из властных сфер, наш Президент, мол, мечтал лично присутствовать, но обстоятельства… надеюсь, что и мое скромное общество… посильную пользу…
— Старый пердун, — пробормотала пигалица.
— Это вы зря, — отозвался Андрей. — Сергей Владимирович, во-первых, замечательный актер, во-вторых, мой друг, а в-третьих…
— Вы Андрей Маркович?
— …жанр приветственного слова — в принципе не самый выигрышный даже для самого умного человека, — закончил он; высказывать мысль до конца, независимо от того, пытались ли ее перебить или куда-нибудь завернуть, было его давним принципом.
Хотел добавить что-нибудь насчет ее юного возраста, но не стал.
— А я Арна, — сказала она. — Правда, не ждать же, как дуракам, пока нас представят.
Она говорила тоном человека, убежденного в своей повсеместной известности — не звездные понты, подкрепленные комплексами, а нормальная деловая уверенность, так не сомневаются насчет цвета снега и травы. После мгновенной паузы Андрей вспомнил: действительно, Арна. Как-то так получилось, что он ни разу ее не видел, не пересекался живьем — хотя в отечественном литпроцессе знал, кажется, всех. На свои глянцевые и контркультурные фото она была совсем не похожа.
Улыбнулась:
— В общем, вам я верю. Наверное, правда клевый дядька, зря я про него.
— Совершенно зря. Я вас познакомлю, если хотите.
— Да, неплохо бы. Он же по культурке? У меня в октябре турне с «Кадаврами», вот если бы пробить патронат… Как вы думаете?
На вид ей было лет семнадцать. Она ему определенно нравилась.
— …за нашу невероятную, обворожительную, фантастическую хозяйку! — пророкотал Полтороцкий. — За тебя, Оленька!
Стеценко потянулся через стол с бокалом, чокнулся с Андреем и вопросительно глянул на Арну; та мило улыбнулась ему и подняла бокал, но Виктора опередил хэм со своей энной по счету рюмкой, удачно ткнувшись стеклом в стекло; хотя, возможно, попал и по пальцам, Андрей не видел.