Свое время - Страница 121

121

— Хорошо.

В ее застекольной фигурке было не больше реальности, чем если б я просто нафантазировал ее от одиночества; это же Инна, Андрей всю жизнь мог поверить в то, что она живая и настоящая, только после того, как сжимал в объятиях, целовал в теплый кончик носа. О чем еще с ней говорить? Спросить, правда ли — что и она могла оказаться там? Убедить, что я не совершал того, в чем меня обвиняют? И ты способен предположить как вариант, как вероятность и возможность, будто Инка не знает, сомневается, верит?..

Снова движение ненакрашенных девчоночьих губ:

— Андрей…

Она уже молчала, сжала губы в невидимую ниточку, когда он услышал наконец вопрос:

— Где ты был?

— Вы же сами видите, Андрей Игоревич, насколько все грустно. У вас не только нет алиби — вы даже отказываетесь сообщить, где провели это время. Около сорока часов: с вашего исчезновения и вплоть до задержания в непосредственной близости…

— Я не отказываюсь. Но я буду говорить в присутствии адвоката.

— Вы понимаете, что начиная с воскресного утра вас разыскивали все соответствующие службы города? И мы вас разыскивали, я лично вышел на работу в воскресенье. С вашей стороны было бы логично и по-человечески сказать, хотя бы в общих чертах, где вы были. Дальше моего кабинета эта информация иначе как под грифом «секретно» не пойдет, обещаю… Если вдруг вы не хотите публичности, боитесь, как бы не узнала жена…

Вот сволочь. Андрей стиснул под столом кулаки, потом медленно разжал; только спокойно, не надо эмоций, ни в коем случае не отступать от избранной тактики:

— Госпоже Гримальской уже сообщили?

Следователь поморщился. Он вообще давно перестал улыбаться, и ямочки бесследно пропали с его щек.

— Ваша Гримальская Анна Сергеевна вне зоны. Пытаемся связаться. Поймите, Андрей Игоревич, человек, которому нечего скрывать, ничего и не скрывает. Вы сейчас откровенно играете против себя, и я вам настоятельно не рекомендую затягивать эту игру.

— Неужели для вас трудно — найти человека? Даже если у него мобильный не на связи?

— И еще одна рекомендация: не пытайтесь нас переиграть, взять на слабо и так далее. Очень уж у вас получается наивно… инженер человеческих душ. Будет вам адвокат. Государственного защитника мы готовы предоставить хоть в течение часа. Только вам все равно будет нечего сказать — кроме правды. Вы же отмалчиваетесь от отчаяния, Андрей Игоревич… Где вы хранили взрывчатку?

Последний вопрос прозвучал внезапно резко, обещанием удара, и Андрей вздрогнул, и возненавидел себя за это. Не начинать оправдываться. Молчать. Вызывать сюда Аньку они, конечно, не собираются, но, может быть, Инна… Если они ее отпустили, а не заперли в соседней камере, мне ведь об этом сразу не скажут, придержат, как последний козырь в рукаве…

— С детства увлекаетесь? — поинтересовался следователь. — Мальчишкам нравится: селитра, перекись ацетона… На поверхности чисто научный интерес, эксперимент, похвальное стремление к познанию, взрослые даже порой одобряют… А в глубине — желание разрушать, сносить до основания. Темный древний инстинкт. Или так, хулиганство?

Андрей усмехнулся:

— Откуда вы знаете… про селитру?

— Да все об этом знают. Вы же известный человек. Вон, даже в газетах пишут…

Покосился краем глаза: надо же, и правда. За что Андрей всегда любил провинциальную прессу — в ее недрах то и дело попадались самородки, которые не ленились прилагать непомерные усилия к тому, что искренне считали настоящей журналистикой. Вот, какая-то девочка съездила в школу, разыскала моих учителей, и даже физкультурника. Это сколько ж ему сейчас лет… и как его звали?.. не помню. А он, оказывается, помнит.

Но это же смешно.

— То есть вы строите обвинение на моей давней школьной шалости?

— И на этом тоже. Но не только.

— И?..

Следователь подпер голову руками, и от этого на его щеках пролегли борозды, истинная модификация обаятельных ямочек. Он был старше, чем Андрею показалось сначала — не ровесник, а как минимум пятидесятилетний дядька, матерый, умный.

— Хорошо, — раздумчиво сказал он. — Раз вы отказываетесь говорить, Андрей Игоревич, скажу я. Правду слушать неприятно, сорри, но вы уж сделайте над собой усилие. Ваша последняя книга, господин Маркович, провалилась в продаже. Как вам объяснял издатель, из-за того, что пиратская копия появилась в сети уже на второй день… Но мы-то с вами знаем, что это просто слабая книга. Не ваш уровень. Самые верные ваши читатели не захотели поставить ее на полку. И права на перевод до сих пор не проданы ни в одну страну, разве что полякам, которые гребут все без разбору. А роман, который вы сейчас пишете…

— Вы и его читали? — усмешка получилась нервной и, наверное, жалкой; Андрей прикусил изнутри губу. — И как вам?

— Не читал, — без улыбки отрезал следователь. — Но вы его пишете уже третий год. Никак не можете домучить… Только не говорите, что вам не хватает времени.

Андрей пожал плечами:

— По-вашему, если у человека профессиональные трудности, этого достаточно, чтобы в одиночку устроить масштабный теракт?

— Не знаю насчет «в одиночку», об этом мы с вами будем разговаривать отдельно. А так называемые профессиональные трудности… Андрей Игоревич, вы же больше ничего не умеете делать. В своем же деле вы привыкли быть лучшим, оно вас давно и неплохо кормит, вы всю свою жизнь выстроили, можно сказать, на фундаменте из корешков книг. И вдруг все это рушится. Не только у вас; я мониторил рыночную ситуацию, книжному бизнесу вообще осталось недолго. И так совпало, что вы еще и вдрызг исписались; ничего, что я называю вещи своими именами? А у вас дети.

121