Он перепутал место, сунулся в чужое купе, точно такое же, где в мутной стоячей толще тоже колыхалась в айфоне девчонка, только не стриженая, а с косичками, а за столиком двое квадратных мужиков нудно и нескончаемо пожирали курицу. Извинился — никто, естественно, даже не шевельнулся в ответ — направился в свое, примерился, как бы подтянуться на ладонях между полками, чтобы не становиться на нижнюю, к девчонке или дрыхнущему дядьке, глянул вверх…
Край задетого им на выходе ноутбука сползал все ниже, перевешивая, скатываясь, и оставалась еще масса времени, чтобы перехватить, затормозить его падение; Богдан смотрел и ждал. Кратко протянул руку, поймал в полете.
Что же такое происходит с моим временем?..
С Арной все было не так; он вытянулся на полке, подсунув ноут за подушку и закинув руки за голову. При ней время неслось вперед единой массой, похожей на прибойную волну, подхватывая за собой все вокруг: летели поезда, мелькали города и залы, вскидывались руки во всеобщем фанатском жесте, — она словно создавала вокруг себя особое ускоренное поле, втягивая в него каждого, кто оказывался на ее пути, на орбите. И я, разумеется, летел за нею, такой же, как все. Разве что несся побыстрее прочих, имея наиболее близкий доступ к телу… Богдан вздрогнул, заворочался, скрутился на боку, справляясь с дурацким организмом, ударившимся, блин, в воспоминания. О чем я?.. Да. Но внешне мир казался вполне себе прежним, только более динамичным, карнавально-ярким, настоящим, подчиненный ее ритму, ее харизме, ее времени. А теперь…
Мир, по-видимому, остался таким, как и был раньше. Только я теперь один. И никак не попущусь, не войду в нормальный темп — а увлечь за собой кого-нибудь еще, да хотя бы девчонку с нижней полки, мне, конечно же, слабо.
Девчонка вроде бы отвлеклась от айфона и, жестом медитирующего йога медленно запрокинув голову, посмотрела вверх. Богдан ей отважно подмигнул; конечно, не было ни единого шанса, что она заметит это мимолетное мимическое движение. Но эксперимент есть эксперимент, и он пошел дальше: растянул губы в улыбке и, намертво зафиксировав ее края у скул, сказал, артикулируя как можно четче:
— Привет. Красивая у тебя игрушка. Что за модель?
— Мне мой парень подарил, — неторопливо, а главное, логично прогудела девчонка.
— Завидую, — четко выговорил Богдан.
Девчонка хихикнула; он видел сверху, как вздернулась ее коротенькая верхняя губа, показалась уздечка над крупными зубами, а звук донесся чуть позже, словно гром после молнии. Богдан наблюдал за ней с любопытством и оттенком брезгливости, будто за лабораторной лягушкой. Она придумывала ответ. Долго-долго сочиняла нужную реплику в жанре ни к чему не обязывающего флирта:
— Мне? — пауза, явно задуманная незаметной. — Или ему?
— Куда едем? — спросил Богдан. Спрыгнул, устроился напротив нее, присев на краешек полки в ногах дрыхнущего тела.
Слишком быстро. Не успела сориентироваться, поймать перекид темы и уровня разговора, повестись, ускориться хотя бы чуть-чуть. Или даже вообще не расслышала вопрос.
Он помог ей, озвучив короткое имя своего города; девчонка ошеломленно кивнула.
— Живешь там? Или учишься?
Пауза:
— Учусь.
— Где?
Уже получалось подобие осмысленной беседы, замедленный донельзя пинг-понг, допустим, где-нибудь на Луне, при низкой гравитации. Но вопрос, где она учится, снова поставил девчонку в тупик, подвесил, будто матрицу глючного айфона. Девчонка смотрела и медленно хлопала ресницами, накрашенными той тушью, которая в рекламе делает их густыми и длинными, а в жизни склеивает в толстые растрепанные палочки: нет, раньше Богдан не обратил бы внимания, но сейчас у него было слишком много времени. Шевельнулась коротенькая губа, но никаких слов не вылетело; затем снова, и, наконец, с третьей попытки девчонка сипло выговорила:
— В уни-вере. На фииизике.
Богдан успел подумать, что на самом деле у нее, наверное, очень тоненький, писклявый, почти детский голосок.
— На каком курсе?
Поразмыслила. Дошло:
— На пе-рвом.
— Фигасе.
Он был уверен, что никогда раньше ее не видел. Засунули по блату на факультет, первое занятие проспала, потом соседки в общаге рассказали, что можно пока и не ходить, потом поехала домой на выходные... ну или заболела, а может, и просто завеялась погулять напоследок с непоступившими подружками или с этим ее гипотетическим парнем, дарителем айфона. Было бы смешно спросить у такой, как там обстоят дела с модулем. Даже если б мы с ней пребывали в одном времени.
По сути, время имеет не такое уж решающее значение. Существует масса других параметров и величин, которые точно так же исключают взаимопонимание и гарантируют человеческое одиночество.
На лягушачьем личике случайной однокашницы наконец-то зависло выражение интереса и готовности продолжать флирт, а ему, Богдану, в одночасье стало смертельно скучно, накатила непобедимая, мутная тоска. Эксперимент дал слишком ожидаемые результаты, да и не было никакого эксперимента, а так, попытка отвлечься, забыть.
Хрипловатый голос Арны, ее калейдоскопное время — и собственную незавидную роль мальчика под рукой, оплаченного, как и все остальное, ее французским мужем, тьфу.
Амбициозные глупости в окошке файла на сдохшем мониторе; кстати, ноут наверняка можно воткнуть где-то здесь на подзарядку, есть же розетки в поездах — но толку? — желторотые надежды и нелепые мечты, прибитые реальностью с особым цинизмом.
И полное отсутствие смысла.
Поезд едва тащился, Богдан наверняка пешком дошел бы по шпалам в два раз быстрее — а ведь поезда Арны летали вместе с ней, хотя какое это имеет значение? Не надейся что-нибудь понять о времени, лузер и тупица. Клей вон, если хочешь, замедленных дур, единственный способ убить время. Древний конструктивный подход: убивать все, что ты не в силах понять.