— Успеем, — шепнула она. — Ну что ты такой смешной, конечно успеем.
И ее губы оказались на его губах, почему-то совсем не такие на вкус, как тогда, в поезде, и Богдан в панике вспомнил, как она вот буквально только что, прямо при нем, шнуровала какой-то невообразимый корсет на тысячу завязок, и просила придержать пальцем узел, и потом изогнулась перед зеркалом так, что у него перехватило дыхание, — но Арна уже была безо всякого корсета, совсем-совсем без всего, и ряд ее позвонков, круглых и хрупких, словно кладка певчей птицы, вибрировал и ускользал из-под пальцев, и щекотал щеку птенцовый пух на ее голове, и вся она, летящее чудо, открывалась и стремилась навстречу к нему, и в это невозможно было поверить.
Он еще не верил, полулежа поперек скользкой кушетки и разглядывая себя в огромном, на всю стену, зеркале напротив: приспущенные джинсы, мягкая, но заметная курчавость на груди, обалделая улыбка. А со сцены уже неслась саксофонно-барабанная какофония в исполнении «Кадавров», и вот ее перекрыл восторженный рев публики, а затем нежный и сокрушительный, чуть хрипловатый и невероятный голос:
— Если тебе…
Дверь хлопнула, Богдан едва успел натянуть джинсы, а ремень пришлось затягивать прямо при Костике, под его откровенно насмешливым взглядом. Покосился на зеркало, убеждаясь, что хотя бы не покраснел.
— Хорош валяться, — бросил Костик, хотя никто давно не валялся, — там два ящика пива от спонсора, пошли, поможешь дотащить.
— Куда? — глупо спросил Богдан.
— Серому в багажник. У него тут дача, зовет отметить.
Он понятия не имел, кто такой Серый, что они собираются отмечать — наверное, удачный концерт? — он хотел только одного: успеть вернуться, быть в гримерке, когда Арна закончит читать и вернется со сцены, а потому постарался ускориться еще. У него уже несколько раз получалось самостоятельно, надо было только сосредоточиться, напрячься, представить себе время в виде плавно крутящейся шестерни, которая, стоит повернуть ключ, тут же набирает дополнительные обороты. И тогда что-то взвивалось и раскручивалось в груди, кровь несколько секунд бухала в виски, а затем будто бы успокаивалась, на самом деле продолжая пульсировать в другом, но уже привычном для организма ритме, оставалось только покалывание в подушечках пальцев и до смешного замедленные, словно под водой, движения людей вокруг. И даже Костик; странно, он же администратор «Кадавров», он, по идее, всегда так живет — в ее, Арнином, звонком и стремительном ритме.
Они погрузили ящики в светло-асфальтовый джип, припаркованный под ДК и наводивший размерами на мысли о сексуальных комплексах хозяина, которого Богдан толком и не рассмотрел. Взлетел обратно по мраморным ступенькам с бронзовыми арматуринами под ковровую дорожку, а на этаже завертелся, запутался между одинаковыми дверьми и, конечно, первым делом ломанулся не в ту. Пробормотал извинения здоровенным, как гренадеры, голым теткам, хоть они его, кажется, и не сумели заметить — так, сквозняком приоткрыло и тут же захлопнуло дверь.
Арна уже успела отчитать, уже сбросила корсет, на помощь которого Богдан втайне рассчитывал, в том смысле, что ей, конечно, понадобится помощь… Но она сидела перед зеркалом в синей футболке с котом, просторной на несколько размеров, в джинсах и кроссовках, жадно прихлебывая из банки то самое пиво, только что погруженное в джип. Может, ей занесли гостинец от спонсора прямо сюда, и даже скорее всего; но в глубине души Богдан не сомневался, что пока он заглядывал в чужую гримерку, Арна по-быстрому смоталась за пивом вниз.
— Где ты лазаешь? — победно и звонко выкрикнула она. — Давай, поехали!
— К Серому на дачу? — со знанием дела отозвался Богдан.
— К Серому еще успеем. У меня тут подружка живет, Лялька, что я, была на гастролях и к Ляльке не заехала?.. Богданчик, ну что ты такой заторможенный? Быстрее!
Он подхватил с пола свой рюкзак — и оказался внизу, где Арна раздавала автографы малолеткам, обнималась на прощание с потными серокостюмными дяденьками из местной власти и благодарила квадратных тетенек из ДК. Богдан подошел, Арна взяла его за руку, улыбнулась напоследок веерной, всем предназначенной улыбкой — и тронулась машина, джип Серого, куда поместились они все, включая гениев-кадавров и их инструменты, любовно сложенные в багажник за сиденьями поверх ящиков с пивом: Богдана все время кололо чем-то в шею, острым и музыкальным. Но у него на коленях сидела Арна, нет, ну надо же, такой громадный автомобиль, а она не нашла себе лучшего места, чем у меня на коленях…
— Тут церковь, мне сказали, — сообщила Арна. — Шестнадцатого века, с фресками. Поехали посмотреть!
Джип развернулся посреди улицы, прямо через сплошную, словно занесенный на льду, и поехал в противоположную сторону. Все всегда и везде ехали и шли туда, куда она говорила.
— А твоя подружка? — хулигански шепнул Богдан.
— Лялька? К Ляльке успеем.
Он и не сомневался.
Церковь оказалась маленькая и облупленная, совсем темная внутри, в еле заметных росписях стен Богдан мог различить только смутные фигуры, похожие на стога сена или привидений, и призраками же бродили вокруг неприкаянные кадавры, — а ей, Арне, было интересно, она то и дело останавливалась возле какого-нибудь неясного святого, и весело восхищалась, вся превратившись в одно сплошное «ух ты!», и тут же оказывалась возле совершенно другого, у противоположной стены.
— Богдан, ты посмотри, какие у нее глаза! У Богоматери, видишь?! Сто процентов, она писала стихи!.. И колыбельные, наверное, пела этому, маленькому своему…