Свое время - Страница 3

— Ну, знаете, было бы смело назвать этот многогранный и многообещающий бизнес литературой. Вам когда-нибудь попадалась современная фантастическая книга без привязки к мультимедиа? Без игры, без кино, без саундтрека, гипертекста, интерактива? Просто написанная черным по белому, голыми словами? Вот видите, вы уже улыбаетесь. Конечно, я отношусь ко всему этому с понятным восхищением, как к любому перспективному и грандиозному мегапроекту. Но с моей стороны было бы форменным безрассудством туда сунуться. Если я вдруг завтра возьмусь за фантастику, боюсь, получится литература, и не более того. У меня оно почему-то всегда так (смеется).

Интернет здесь ходил хорошо, прямо-таки летал, а вот мобильная связь почти не пробивала. Пришлось встать из-за столика и, оставив ноут, подняться по витой лесенке, причем со второго витка ни столика, ни ноута уже не было видно. Богдан успокоил себя тем, что кроме него в подвальчике сидела только одна девчонка, в очочках и с планшетом, отличница — вряд ли такая пойдет на криминал, соблазнившись громоздким старым компом.

Конечно, он не пошевелился бы, если б звонил кто-то другой, не Леся.

Набрал номер.

Она отозвалась сразу:

— О! Теперь слышно? Богдасик, солнце, мы сидим в «Склянке», подходи. Дождемся тебя и двинем на эротические чтения, они с восьми и до упора, если опоздаем, ничего. Там будет Арночка, я ее обожаю! И, мне тут подсказывают, даже Нечипорук…

Леськин голосок щебетал в трубке, перекрывая далекую музыку, смех и шум, и все это было так странно. Вот он я, стою на ступеньке, облокотившись на перила, прижимаю к уху трубу, а в ней — Леськин голос. И ничего особенного не чувствую, и даже рука не вспотела, с ума сойти. Впрочем, мама всегда говорила, что он, Богдан, бесчувственный. Мама права, она всегда права, он давно научился признавать это на автомате, не задумываясь, что капитально облегчает жизнь.

— Ну? Где ты пропал, опять не слышно?.. Тебя ждать?

— Жди, — сказал Богдан. Хотел добавить «я скоро», но фиг его знает, может быть, скоро не получится, эта «Склянка» черт-те где, и пока принесут счет, пока сдачу… Брал он один чай, а купюра в кошельке оставалась крупная, сотня. И с ней, кстати, предстояло еще как-то дожить до стипендии, а если провожать Лесю на маршрутке, то это семь пятьдесят в оба конца; стоп, маршрутки же ходят до одиннадцати, придется, наверное, брать такси… вот дурак, и кто тебе сказал, что ее некому будет сегодня проводить?

Она все не отключалась с линии, и он повторил:

— Жди.

Спустился вниз. Ноут уже потух, торча посреди столика, словно картина неизвестного художника «Черный прямоугольник», и когда Богдан почесал кончиком пальца контакную мышку, ничего не изменилось: аккумулятор последнее время держал от силы часа полтора. Очкастая девчонка за соседним столиком старательно возила пальцем по экрану, где не было ни единой картинки, только текст, наверняка филологичка, — а из встроенного в нишу стены аквариума за ней спокойно наблюдали большие сонные рыбы. Чуть-чуть шевелили полупрозрачными хвостами в зыбкую, перетекающую крапинку. На рыб у Богдана получалось смотреть бесконечно, они гипнотизировали, помогали забыть обо всем, даже о времени, вот бы завести себе дома такой аквариум... Да нет, дома — какой смысл?

Время.

Он уложил комп в сумку, подождал, пока нарисуется официантка, и сунул ей сотню прямо в руку; посмотрела неодобрительно, взбежала по лестнице и через минуту вернулась, положив на стол кожаный кармашек со сдачей. Сдачу здесь отсчитывали до копейки, за что Богдан отдельно любил «Подвал». Плюс медлительные рыбы, винтовая лестница, традиционная, хотя это как повезет, тишина и быстрый вай-фай. Но сидеть тут каждый день все-таки выходило дорого — даже если не брать ничего, кроме чая.

С тех пор как позвонила Леся, прошло уже двенадцать минут, спохватился он. А до «Склянки» топать минут двадцать, ну десять, если напрямик, — но напрямик он рисковал заплутать, так и не научившись ориентироваться как следует в нелогичных пересечениях извилистых улочек исторического центра. На рабочей окраине, где Богдан вырос и жил, вдоль одной нескончаемой улицы стояли серые одинаковые общаги, и чтобы не заблудиться, достаточно было давным-давно, еще в детстве, запомнить номер, две черные цифры на гнутой жестянке... Кстати, как после этих самых чтений, которые до упора, возвращаться домой по их району, пешком и с ноутом, он представлял себе очень смутно.

Если Леся вообще его дождется. Может, она сразу же встала, смеясь, из-за столика, и остальные, с кем она там, повставали тоже и двинули ржачной толпой прочь, расписывая друг другу в красках, как он будет мчаться к ним в «Склянку», свесив набок язык. Зачем ей?.. ну мало ли...

Ты дурак, в который раз констатировал Богдан; взбежал по треугольным ступенькам, держась наружного, широкого края. Ты же все равно пойдешь.

Он вышел на улицу. В «Подвале» вкусно и душно пахло выпечкой, а воздух снаружи показался пронзительно свежим, как разрезанный арбуз или трава из-под косилки. Уже совсем стемнело. Пробираться по запутанным улочкам, не теряя направления, у него не получалось и днем, а потому Богдан сделал крюк в полквартала и оказался на проспекте.

Раньше, до поступления, он бывал в центре хорошо если пару раз в год — ребята на курсе вообще долго не хотели верить, что он местный: с ума сойти, настолько не знать город. Теперь ходил тут каждый день, не считая выходных, передвигаясь по сложносочиненной, но выученной уже наизусть ломаной линии — главный корпус, корпус мехмата, лаборатории, спортзал, библиотека, — и все равно до сих пор цепляло, завораживало, захватывало дух. Особенно по вечерам.